Перед вами исповедальный дневник израильского волонтёра «Хевра Кадиша», который своими руками перенёс сотни тел погибших.

В течение недели он работал в условиях, близких к аду: запах смерти, обезображенные тела, физическое и душевное истощение. Впервые он решается рассказать, что происходило там, где не было камер, героев и побед.

Этот текст — не просто история. Это хроника боли, которую переживает человек, сталкиваясь с массовым ужасом. Редакция Telegram-канала "Люди в черном" сознательно опустила самые тяжёлые фрагменты. Но даже оставшееся — почти невозможно читать. Если вы эмоционально уязвимы — отложите. Если готовы — перед вами, возможно, одно из самых пронзительных свидетельств трагедии 7 октября.

Дневник:

«Меня зовут Гершон (имя изменено), я родился в харедимной семье, живу в центре страны, отец пятерых детей. Это — мой священный дневник с «чёрного фронта» — фронта, где нет победителей: “Хевра Кадиша”», — так Гершон начинает это воспоминание, которое он составил после резни 7 октября.

07/10/2023 – Шаббат, Симхат Тора

Сирена будит меня утром. Тогда я ещё думал, что это ложная тревога или единичный запуск. Одеваюсь красиво, и выхожу на праздничную молитву. По пути вижу пожилую женщину, идущую пешком, с приемником, прижатым к уху — выглядит подозрительно. Посреди молитвы начинают циркулировать слухи, пересматриваются планы, молящиеся — сотрудники «скорой помощи» — выходят по экстренному вызову. В синагоге начинают добавлять молитвы, которые обычно читают по тяжелым или траурным поводам – чтобы пробудить Высшее милосердие: Тринадцать качеств Б-жественного милосердия, «Ахейну коль бейт Исраэль», главы из Теилим. Мы ещё не знаем, что танцы с Торой уже не состоятся. Только с исходом праздника раскрывается ужас — черная ночь опускается на нас и на весь народ Израиля.

08/10/2023 – Воскресенье

В календаре напоминание — важнейшая деловая встреча в полдень. Разумеется, отменена. Пытаюсь собраться и начать что-то делать. Еду на машине, чтобы забрать еду для солдат, но внутри гложет ощущение, что этого мало. Съедает то, что у меня нет оружия и я не могу пойти в армию — я учился в ешиве, а до того как начал работать, год был волонтером в благотворительной столовой в рамках гражданской службы (от редакции – впоследствии автор дневника призовется в ЦАХАЛ в рамках проекта «Шлав Бет» для мужчин до 40 лет).

09/10/2023 – Понедельник

Пытаюсь записаться добровольцем в лагерь «Шура» (лагерь военного раввината, куда прибывали тела погибших). Подключаю знакомых, связи, но безуспешно — без личного номера влиятельного контакта невозможно ничего. Звоню другу, который работает в «Хевра Кадиша» (похоронное общество). Он говорит: «Поезжай в Хевра Кадиша в Ришон ле-Цион, слышал, там нужна помощь». Пишу сообщения директору, но без ответа. Решаю ехать без приглашения.

Рав Н. остужает мой пыл: «Не знаю, чем тебя можно занять. Может, приходи вечером». Отвечаю, что не уйду — я приехал, чтобы остаться. Через пару минут один из мужчин говорит: «Помоги нести носилки», и всё начинает закручиваться. Никогда раньше я не имел дела с покойниками. Единственный раз, когда я видел умершего — это было на похоронах моего отца, ז"ל. Но я работаю, и не даю мыслям включиться. Просто продолжаю работать.

Первая задача — нарезка саванов. Десятки гигантских рулонов льна. Раскрываем, измеряем по плитке на полу и режем. 6 плиток для мужчины, 5 — для женщины, 4 — для ребёнка. Работаем посменно, нарезаем сотни каждого вида.

10/10/2023 – Вторник

В «Хевра Кадиша» начинают накапливаться тела.

Важно понимать путь, который проходит покойник — от кибуца до матери-земли: первыми на месте — волонтеры ЗАКА. Они работают в поле: находят, упаковывают тела в плотный полиэтилен, закрепляют пластиковыми стяжками. Каждому погибшему присваивают пятизначный номер. Оттуда неопознанные тела направляют в лагерь «Шура», где проводят опознание — по отпечаткам пальцев, зубам, ДНК и другим признакам. После идентификации пути расходятся: павшие солдаты ЦАХАЛ остаются в лагере «Шура» и находятся под ответственностью военного раввината, а гражданских погибших отправляют к нам, в «Хевра Кадиша». В первые дни мы ещё не знали, но в итоге нам предстояло заняться примерно 800 телами.

В шесть утра просыпаюсь от сообщения от рава Н.: «Приехали грузовики. Приходи!» Одеваюсь и выхожу. Молитву пробормотал по дороге, тфилин успел наложить только ближе к вечеру — но заповедь важнее всего.

К нам прибывают большие рефрижераторы, набитые телами. Когда открываются двери, словами не передать тот запах, который вырывается наружу. Настоящие врата ада, в самом прямом смысле. Мы выносим каждое тело. Я укладываю их на каталку, и везу в гигантские холодильные камеры, стараясь как можно меньше заглядывать под пластиковый покров ЗАКА. Но есть ***** ****** ********, ******** *********** ********** *******, — зрелища, которые разрывают сердце.

Каждый покойный проходит через холодильник в «зал очищения» (имеется в виду подготовка тела к погребению, согласно еврейской традиции). Там работают волонтёры, у которых две цели: почтить покойного и уважить его семью. Сначала срезают пластиковые стяжки, потом приводят тело в порядок. Еврей, убитый неевреем во время войны, считается святым и хоронится в том, в чём был — включая обувь. В отличие от обычной процедуры, когда тело омывают и облачают исключительно в саван.

(Примечание редакции: на этом этапе Гершон описывает крайне тяжёлые подробности убийств. Ввиду их возможного травматического воздействия они опущены.)

Моя странная «специализация» по цифрам (в гражданской жизни) неожиданно оказалась здесь бесценной — в таком контексте я бы никогда не мог себе это представить. Каждый раз приезжают машины, чтобы забрать конкретного покойного на захоронение, и начинается беготня: ищем его среди полок и холодильников. А я — ваш покорный слуга — становлюсь тут «человеком дождя» среди мёртвых. Все пятизначные номера погибших записаны у меня в памяти. «Иди к внешнему правому холодильнику, на верхней полке слева» — и так снова и снова. По скромной оценке, это повысило нашу эффективность минимум на 15%.

О еде даже говорить не приходится. Мой друг из армии, в самый разгар резервистской службы, спрашивает, получаем ли мы тыловые «плюшки» — еду, угощения. Я говорю ему: «Тут не только нечего есть, сегодня утром ещё и молоко закончилось — перешёл на чёрный кофе». Мы — невидимы. Нас не слышно и не видно для израильского общества. Тогда он связал нас с волонтерским штабом женщин из Гиват-Шмуэля, и уже со следующего дня нам стали привозить горячие обеды, кашерные по лучшем стандарту.

«Как можно есть в таком месте?» — наверное, сейчас эта мысль крутится в голове. Что ж, можно — и это я понял на собственном опыте. Работа здесь физическая, пот добирается до нижнего белья. Поднять тело весом 100-150 кг, и уложить его на каталку или полку в холодильнике — без каких-либо механизмов — задача тяжёлая. Требуется двое, трое, иногда даже четверо. Умножить это на десятки тел в день, и каждое нужно перенести: с грузовика на каталку, с каталки на полку, с полки в «зал очищения», обратно на полку, и потом — в катафалк, в последний путь. В итоге — боль в спине, плечах и ногах.

Мой телефон считает 20 000 шагов в день — и это не просто прогулка, а включая каталки с телами. С сегодняшнего дня стал приходить в легких кроссовках — больше не выдерживаю такую нагрузку на ноги. Всё это требует много энергии и вызывает голод. Хочешь ты этого или нет — желудок требует своё... Несмотря на еду, за первую неделю я сбросил 4 кг. А, и ещё — поседел. Моя борода постарела на пять лет за две недели.

21:30. Я тащу себя домой.

11/10/2023 – Среда

С утра, ещё до тфилина, я уже на месте. Мой напарник по переноске рассказывает странную историю. Ночью позвонила семья, чтобы подтвердить личность покойной. По их словам, у неё есть татуировка воздушного змея на ноге. Он, мягко говоря, не горит желанием изучать ноги умершей, да ещё женщины. Поэтому перед тем как идти проверять, просит уточнить — на какой ноге и в каком именно месте. «На левой, внутренняя часть бедра». Он открывает саван — действительно есть татуировка, но это вовсе не воздушный змей, а патефон. Не совпадает. Оказалось, у них в разговоре что-то напуталось, перепутали «афифон» (воздушный змей) с «патефон». Мы попросили фото татуировки для сверки — и да, это была она.

Запах — самая ужасная часть работы. Трудно себе представить, как запах проникает в разум, обволакивает тебя постоянно, каждое мгновение давая понять, где ты находишься. Вначале нам дали эвкалиптовое масло — пару капель под нос, и запах смерти исчезает. Проблема в том, что помогает это только на час, а потом мозг уже связывает сам эвкалипт со смертью, и всё возвращается. То же и с холодом. Мозг связывает холод холодильника со смертью — я вечером открываю холодильник на кухне, чувствую холодный воздух, и за секунду я снова там, среди тел.

Я готовлю свечи к зажиганию в пятницу — белые, семейные, стоящие рядом, — и вдруг они отбрасывают меня к тем белым телам в саванах, лежащим бок о бок. Ты не знаешь, какой будет следующий триггер, который в одну секунду перенесёт тебя обратно в «зал очищения».

Сегодня привезли **** **** *****, сказали, что это мальчик, 12 лет. Я разбит. Нам показали его фотографию с последнего Пурима — он в костюме Человека-паука. ***** **** *****. Это был единственный раз, когда я поднял тело сам, голыми руками. Останки весили всего несколько килограммов.

Мои дети, конечно, ничего не знают. Мы с женой говорим кодами. Для них я — волонтёр, готовящий еду для солдат. «Сколько кастрюль сегодня приготовил?» — спрашивает она. «Семьдесят. Я воняю готовкой», — отвечаю. Запах въедается в одежду. Я раздеваюсь прямо у входа, избегаю объятий с детьми, которые соскучились, бегу сразу в душ — кипяток и тонна мыла. Одежда — в стирку на кипячение. Только после этого ежедневного ритуала я могу обнять и поцеловать детей.

12/10/2023 — Четверг

Начинаю день как обычно — подъёмы, наклоны, перемещения. Нет ничего лучше рутины. Мы работаем в любую погоду — от жары, когда пот заливает глаза, до проливных дождей... Каждые несколько часов сирена пронзает воздух, и все жмутся в крошечную комнату-убежище, которую явно не строили на такое количество людей.

В последние дни над телами постоянно вьются мухи — особенно когда их выгружают из грузовиков и оставляют в ожидании регистрации, ещё до перемещения в холодильники. Сначала нам выдали жёлтые липкие листы, чтобы ловить мух. Не помогло. Тогда прислали завхоза — он вернулся с десятью баллонами средства K700. Не помогло. Перешли на распылители, как у профессиональных дезинсекторов. Все затыкают нос, отходят, но ни запах, ни мухи не сдаются.

Сначала мы пробовали маски, как во время эпидемии ковида. Потом — респираторы времен войны в Персидском заливе. Теперь пришли маски с внешним вентилятором, который крепится к поясу. Только они хоть как-то спасают от запаха.

Сегодня приехал немецкий журналист из «Die Zeit» — с фотографом и парой израильских коллег. Хотел взять интервью и снять материал. Директор отказал: без разрешения от министерства — никакой съёмки. Но я и ещё один волонтёр отвели его в сторону: «Мы добровольцы, мы никому не подчиняемся. Можешь поговорить с нами».

Я и рав А. даём интервью у стены, возле носилок для покойников. Начинаем мягко, на английском. Один из израильтян нас прерывает: «Слушайте, не надо сглаживать. Говорите как есть, что вы тут проходите». Продолжаем. Немец в шоке с первой же фразы. Не верит. Через полчаса — вся группа журналистов плачет навзрыд. А я уже не могу плакать. Моя задача — очищать тела.

Здесь есть две семьи, убитые целиком — родители и дети. Я вижу это по фамилиям. Стараюсь не разделять их — кладу всю семью на одну полку в холодильнике. Отец, мать, дети. В жизни и в смерти — неразлучны.

Сегодня закончился песок. В каждой «комнате очищения» стоит сосуд с песком. По традиции, перед тем как завернуть покойника в саван, несколько крупинок кладут ему на глаза — «Ибо прах ты, и к праху возвратишься». Меня отправили на улицу наполнить сосуд. Именно в этот момент до меня доходит масштаб. Количество песка, которое нам нужно. Песок всё запомнит.

Разговорились, что делать, если нет головы. Или если глаза вырваны. Куда класть песок? В каком мире мы живём, если такие вопросы вообще можно задать?

У меня начались непроизвольные дрожи. Каждые несколько минут меня пробивает с головы до ног. Кажется, я начинаю терять рассудок.

13/10/2023 — Пятница

С самого начала я на связи с психологом. Это нужно — мне и моей семье. Я не имею права сломаться и оставить их без опоры. Психолог отправляет меня к морю. «И купи себе пива». Сижу на пляже с банкой, на всём побережье — человек десять, не больше. Смотрю на волны. Вдалеке глухой гул от взрывов в Газе. Идиллия.

14/10/ 2023 — Суббота вечером

На базе «Шура» работают и в Шаббат — занимаются опознанием. Поэтому уже через полчаса после окончания субботы к нам подъехали два грузовика, битком набитые телами. Пытаемся собрать всех, кто может прийти на смену, но тела некуда класть — не хватает каталок. Начинаем разгружать вручную, голыми руками... Запах обволакивает нас, Б-же милосердный. Только в полвторого ночи я вернулся домой. Горячий душ — и в кровать.

15/10/2023 — Воскресенье

Правило №1 в «Хевра Кадиша» — строгое разделение мужчин и женщин. Имеются в виду, конечно, умершие. Мужчины не занимаются женскими телами, и наоборот. Но всё ломает современность — и имена. Таль, Юваль, Дор, Эден — по имени не поймёшь, кого прислали. А тело уже на стадии разложения, проверять невозможно. Сначала писали на мешке «М» или «Ж», но почерк не всегда читаемый — были ошибки. Теперь прикрепляют листок, обводят нужную букву в кружок.

У нас два мужских и два женских экипажа. Я считаю, что женщины — святые. Мужики — ну, грубые, привычные к грязи. А женщины… Настоящие праведницы. На прошлой неделе одна из них, во время очищения, поняла, что перед ней родственница. Разрыдалась. С тех пор сначала проверяем фамилии.

Есть проблема: две «комнаты очищения» — а тел в десятки раз больше. Мы развернули два временных помещения в палатках. Нержавеющий стол, всё оборудование, переносной кондиционер — но всё равно жара невыносимая. После каждой процедуры женщины выходят насквозь мокрые.

Сегодня поступило особенно много женских тел, не знаю почему. Приехала группа женщин-волонтёров из Гуш-Эциона помочь. После двадцатого подряд тела они сделали паузу. Слышу, как поют в палатке: «Да будет этот час часом милости и благоволения пред Тобой…». Похоже на пение птиц — в центре Аушвица.

Каждый в команде обязан следить за остальными. Видишь, что кто-то побледнел — выйди на 10 минут: сигарета и кока-кола. Мы раскрыли тайну, которую знали могильщики всех поколений: от запаха смерти спасает сигарета. Здесь курят одну за другой. Всё равно смерть тут — как старый знакомый.

Когда всё это закончится — я брошу. Это единственное, что вылечило мою многолетнюю зависимость. Сейчас сигарета — это вкус смерти. Не нужно никаких надписей на пачке, я всё уже понял.

Сегодня позвонил отец погибшего. «Слышал, ты занимался очищением моего сына». Он — харедимный еврей из Иерусалима. Сын ушёл в светский мир, и погиб на на фестивале «Нова» в Реим. «Расскажи мне точно, в каком он был состоянии». Не знаю, как он нашёл мой номер. Что я ему скажу? Что тело начало разлагаться? Что не хватает ноги? Я сказал: «Твой сын был как живой. Целый, красивый, как будто спит». Надеюсь, я утешил отца.

Сегодня принесли обгоревшего пятилетнего мальчика. Сердце разорвалось — в который уже раз.

Завершаю каждый день этой недели стаканом виски на балконе. Вино уже не помогает.

16/10/2023 — Понедельник

Сегодня мы похоронили человека… которого уже хоронили вчера. Оказалось, что вчера опознали только часть тела и думали, что это всё. А сегодня нашли остальное. Абсурд.

Погибшие с юга Израиля заполняют холодильные полки. Выяснилось, что семьи хотят похоронить своих близких у себя дома, в округе, но территория (вокруг сектора Газа) объявлена закрытой военной зоной. Пока что тела складируют в контейнерах, один за другим. Время делает своё дело — плоть разлагается. Мы приняли решение: перевести контейнеры с режима охлаждения на заморозку. Теперь тела — как камень. Даже личинки погибают. Пол весь покрыт ледяной коркой, нужно идти аккуратно, чтобы не поскользнуться.

Вечером мы с женой отмечаем 19 лет со дня свадьбы. Я вернулся домой пораньше, и мы решили поехать в Тель-Авив. К моему удивлению — полно свободных парковок. Пошли гулять по городу. Всё закрыто, даже выпить пива негде. Просто идём, разговариваем. Стоим на перекрёстке, начинается воздушная тревога. Бежим на подземную парковку. Собираемся в центре вместе с другими, и я слышу, как один говорит другому шёпотом: «Слушай, а почему эти харедимные не участвуют в военных действиях?» Мы вернулись в машину и поехали домой. С годовщиной.

Переведено и подготовлено редакцией канала "Люди в черном". Оригинал - Ханан Гринвуд, "Исраэль а-Йом"